Гастролируя в 1974 году с Кировским театром в Канаде, Михаил Барышников отказался вернуться домой
2013-01-25 / Петр Спивак
Вольный прыжок Михаила Барышникова. Хореография как свобода.
Фото Reuters
Служба, служение... Заколдованные понятия, между многообразными вариациями которых – и параллели, и перпендикуляры, и пересечения. В один и тот же календарный день, 25 января, в России родились Генеральный Синод и Святейший Штаб... ой, что это я... то есть Духовная коллегия, будущий Священный Синод, учрежденная Петром I в 1721 году, и Генеральный штаб, созданный Екатериной II в 1763-м. Служение Богу и служба Отечеству то и дело смотрятся друг в друга, как в зеркало: в основе их строгость и порядок. И не без народности, конечно.
Эта последняя, как известно, обретается и в искусстве – вернее, в некоторых его течениях. В России одним из первых здесь надо назвать, конечно, передвижничество. Ну а среди мастеров, объединившихся в Товарищество передвижных художественных выставок, прежде всего вспоминается Иван Шишкин, родившийся 25 января 1832 года (ум. 1898). Работы его у нас перед глазами с детства, начиная с хрестоматийного «Утра в сосновом лесу», размноженного на конфетных обертках. И массовому сознанию Шишкин видится, наверное, жителем глухого края, где натура для пейзажиста на каждом шагу. Это, однако, не соответствует действительности. Жил он в основном в Петербурге, а одно время, страшно сказать, в Швейцарии. Свобода перемещения и искомый по вольному выбору национальный дух.
Также в разделе:
Волшебство света, красоты юга
В изображенной Константином Богаевским (1872-1943) земле – "пейзаж, описанный Гомером"
Большой стиль
110 лет со дня рождения кинорежиссера Григория Александрова
"Исповедь безумца"
Шведский писатель Юхан Август Стриндберг (1849-1912) искал нового человека
Шишкина занимали задачи именно художнические, он не был служитель идей. Но ведь бывают же в творческой среде люди, работающие на стыке того и другого. Ровно на год старше знаменитого передвижника был соотечественник, ориентировавшийся на куда более узкий круг ценителей, – Константин Леонтьев (ум. 1891). Не столько прозаик, драматург и очеркист, сколько литературный критик, публицист и довольно специфический по взглядам своим религиозный почвенник. В молодости военный врач, потом дипломат, Леонтьев однажды пережил душевный переворот. Одну из своих книг назвал «Записки отшельника». А незадолго до смерти тайно постригся в монахи в Оптиной пустыни.
У Леонтьева было свое выношенное миропонимание, о существе которого Бердяев высказался так: «Сверхличностная ценность выше личного блага... Называть это аморализмом есть явное недоразумение... Это иная мораль». Все интеллигентское, буржуазное, либеральное, европейское, космополитическое и т.д. Леонтьев рассматривал как источник опасности для России – наследницы византийского духа. На свой лад он был народник, только народничество его – не революционное, а сугубо охранительное, помноженное на национализм.
Понятно, при коммунистах Леонтьева не афишировали, скажем так. Но в позднесоветский период стал заметен как бы негласный ренессанс такого рода фигур. Марксизм-ленинизм отторгался по самым различным причинам и в пользу разных альтернативных вариантов. И многие ухватились за таких авторов, как Леонтьев, провозглашавший, что «русские имеют духовный перевес над другими нациями».
Были, конечно, и более мирные пути, более спокойные способы рецепции народного духа. 27 января 1879 года появился на свет писатель и фольклорист, а лучше сказать – писатель-фольклорист Павел Бажов (ум. 1950), который во время Гражданской войны был красноармейцем, потом военным журналистом; на этом последнем поприще повседневным материалом для него оказался голос народа – в виде писем крестьян в газету. Все это естественным образом перешло в запись и обработку уральских сказов. Получилось причудливое и вместе с тем закономерное соединение народного эпоса с большевистским, соцреалистическим. Талант у Бажова очевиден, и закавыка в данном случае, мне кажется, именно в том, что сказово-эпическая форма к тому времени устарела на корню.
Двадцатый век многое навсегда отринул, стал важнейшим водоразделом на пути развития культуры. И у нас, и не только у нас. Прежде всего напрашивается сопоставление того катастрофического культурного опыта, который обрели страны, прошедшие через тоталитаризм, – Россия и Германия. И, может быть, особенно показательны здесь примеры не из литературы, а из искусства, в общем случае, бессловесного – музыки. 25 января – день рождения Вильгельма Фуртвенглера (1886–1954), немецкого дирижера и композитора. По единодушному мнению знающих людей – одного из крупнейших.
Нельзя сказать, что он был в строгом смысле сторонником национал-социализма. Парадоксально, но факт: Гитлер и иже с ним относились к нему лучше, чем он к ним. Но и то надо заметить, что претензии Фуртвенглера к нацистам были неглубоки, по большому счету несущественны. И сегодня, спустя десятилетия, он предстает одним из тех, к кому апеллировала НСДАП. Фуртвенглер был нужен гитлеровцам. И эта его востребованность заставляет отыскивать в художественной натуре предрасположенность ко злу.
Потом, после войны, развернулась целая дискуссия на эту тему. И та критика, объектом которой стал Фуртвенглер, исходила прежде всего от Томаса Манна. На чем она основывалась? На альтернативе, которая оказалась центральной при осмыслении катастрофического опыта. Прежде всего на выборе одного из двух вариантов суждения о том, несет ли вину за нацизм немецкая культура. С точки зрения Манна, Гитлер не случаен, он «явление чисто немецкое». А Фуртвенглер прямо свое поведение не мотивировал, он просто рассматривал культуру как категорию национальную, почвенную. Считал себя немцем в духовном и идеологическом смысле, что ли.
...На соседнем календарном листке, за 27 января, – носитель противоположной системы мышления и поведения. Михаил Барышников, артист балета и балетмейстер, родившийся в этот день 1948 года, – звезда русского хореографического искусства. И – американский деятель культуры, по своему вольному выбору сменивший национальную идентификацию. Невозвращенчество – было такое нередкое в позднесоветскую пору явление. Гастролируя в 1974 году с Кировским театром в Канаде, Барышников отказался вернуться домой. Стал играть в Нью-Йорке в труппе Джорджа Баланчина, упрочил всемирную славу. Обрел новую среду, новый круг общения. Несколько стихотворений посвятил ему Иосиф Бродский. «Классический балет есть замок красоты...» – так начинается одно из них. А финал – как философия, ненавязчивая рекомендация. Выбор политический и географический, но обоснованный искусством и свободой:
«Усилие ноги и судорога торса/ С вращением вкруг собственной оси/ Рождают тот полет, которого душа/ Как в девках заждалась, готовая озлиться!/ А что насчет того, где выйдет приземлиться, –/ Земля везде тверда; рекомендую США».
1976 год. Печать времени, за которой вечный поиск свободы.
http://www.ng.ru/historyday/2013-01-25/12_day.html
http://creativecommons.org/licenses/by/3.0/legalcode
