Фото ООН/Л.Фелипе
3 октября 2019
Изменение климата
Страны, на которые приходится самая большая доля эмиссий парниковых газов, включая Россию, занимающую четвертое место, «не нажимают на все «педали», которые могли бы нажать». Так считает руководитель Климатической программы Всемирного фонда дикой природы в России Алексей Кокорин. Елена Вапничная попросила его подвести итоги Саммита по климату, который прошел в Нью-Йорке 23 сентября.
ЕВ: Мы знаем, что Генсек ООН объявил о Саммите по климату буквально в первые дни после вступления в должность. И все эти два года очень подталкивал государства-члены к тому, чтобы приехать на саммит не с красивыми пустыми речами, а с конкретными обязательствами. Мы возлагали надежды на то, что он станет каким-то поворотным моментом в плане конкретных действий. Как Вы полагаете, Саммит оправдал надежды?
АК: Ответ на этот вопрос зависит от того, что ожидалось. Не раз говорилось, что Генеральный секретарь ожидает, что крупнейшие страны пересмотрят свои планы по выбросу парниковых газов в соответствии с Парижским соглашением, причем именно на ближайшие годы. Но этого не произошло. Ни одна из крупных стран не заявила о пересмотре своих планов.
ЕВ: А Германия?
Легко обещать что-то на 2040-й или 2050-й год. Это уже за пределами политической жизни тех лидеров стран, которые об этом говорят
АК: Они заявили не о пересмотре ближайших планов, а заявили о более отдаленной перспективе: о том, что они хотят в отдаленном будущем быть «углеродно-нейтральными», хотят обеспечить сильное снижение выбросов на 2040 – 2050-е годы. Об этом говорят многие. Но это очень напоминает слова Ходжи Насреддина, который обещал за десять лет научить ишака говорить. Это уже за пределами политической жизни тех лидеров стран, которые об этом говорят. Легко обещать что-то на 2040-й или 2050-й год. Очень сложно взять обязательства на 2030-й, а тем более 2025-й годы. А требуется именно это. Потому что стратегий низкоуглеродного развития все больше, они хорошие. Но они, в основном, предполагают развитие выбросов в 30-е – 40-е годы, а не сейчас.
Конечно, о снижении выбросов объявили более 60 стран. Но по подсчетам, которые я видел, они ответственны только за восемь процентов мировых выбросов парниковых газов. Это очень мало. В основном это маленькие страны. Что это означает? Что по-прежнему, как это было до Парижа, в Париже и сейчас, крупнейшие страны, как развитые, так и развивающиеся, прямой угрозы от той траектории выбросов, которая сейчас есть, для своих территории, населения и экономики все-таки не видят. Они не нажимают на все «педали», которые могли бы нажать. Не считают это нужным. Что, конечно, печально.
Передовая часть населения и бизнеса планеты движется в правильном направлении
С другой стороны, мы видим, что на негосударственном уровне, на уровне компаний, общественных организаций и тех или иных ассоциаций все идет очень бурно, очень активно, что хорошо. Потому что экономика каждой страны складывается из компаний, ее образующих, из юридических лиц. А голоса политиков – в идеале – состоят из голосов людей, которые требуют от них тех или иных дел. Это, конечно, движение в правильном направлении, говорящее о том, что передовая часть населения и бизнеса планеты движется в правильном направлении. Какова величина этой передовой части? Ответить довольно сложно. Понятно, что это много: половина, даже две трети. Хотя, может и меньше. Но во всяком случае, это далеко не пренебрежимая часть.
ЕВ: Но, если дело пойдет так, как идет, то цели Парижского соглашения не будут достигнуты, и мы не знаем, каковы будут последствия к середине века, если в ближайшей перспективе не будут приняты кардинальные меры. Правильно я понимаю?
Ведущие страны, развитые страны, кроме США готовы [предоставлять финансовую помощь]. А вот содействовать снижению выбросов – пока нет.
АК: И да, и нет. Сказать, что мы не знаем, какие будут последствия к середине века, нельзя. Последние доклады, международные и страновые оценочные доклады, например США или России, дают очень много информации о том, что будет к середине века. Но как раз и получается, что для крупнейших стран к середине века ничего особо страшного не вырисовывается. Даже по «рутинному» сценарию, когда выбросы практически не снижаются. Но дальше, конечно, очень большая разница между сценариями с большими выбросами, которые повышают глобальную температуру на 4 градуса по сравнению с доиндустриальным уровнем, и сценариями при росте на 2 градуса. Складывается впечатление, что пока еще длится пауза, которая предваряет радикальное снижение выбросов, а эту «паузу» пытаются компенсировать финансовой помощью. То, что «Зеленый климатический фонд» удалось наполнить в полном объеме, он даже будет больше, чем его предыдущее пополнение без США – это хороший сигнал. Он говорит о том, что ведущие страны, развитые страны, кроме США готовы [предоставлять финансовую помощь]. А вот содействовать снижению выбросов – пока нет. Конечно, небольшие страны, скандинавские, например, готовы. Но не основные государства, включая Китай, США, России.
ЕВ: Но здесь, в Нью-Йорке, Россия объявила о том, что присоединяется к Парижскому соглашению… Что это значит? Это обязывает страну к чему-то или нет? И есть ли национальный план, кстати?
АК: Парижское соглашение никого ни к чему не обязывает. А план – это не закон. Ни у одной страны нет обязательств по выбросам по Парижскому соглашению. Россия пока цели на 2030 год не сформулировала. Только примерные, предположительные, которые были сформулированы в 2015 году. Они слабенькие. С другой стороны, если сравнить Россию с другими странами по ВВП на душу населения, получается, что они в том же русле: в ближайшие годы не увеличивать выбросы.
ЕВ: А действительно Россия на четвертом месте по объему выбросов парниковых газов?
АК: Если не рассматривать Евросоюз как единое государство, то на четвертом месте. Есть ряд оценок, что в Бразилии очень большие выбросы метана и она опережает Россию, но по официальным докладам это не так. На четвертом месте Россия.
ЕВ: Я хотела уточнить для понимания наших слушателей, что, когда мы говорим об «углеродной нейтральности», это не значит, что эмиссий нет вообще. Просто те выбросы парниковых газов, которые имеют место, будут компенсироваться или поглощаться океаном и лесами. Правильно?
АК: Лесами прежде всего. Потому что поглощение океаном – общее для всех. А поглощение лесами, конечно, принадлежит конкретным странам, даже конкретным хозяйствующим субъектам, что вполне логично.
ЕВ: Вы правильно сказали, что к 2050-му году политики уже закончат свою карьеру, а возможно и жизнь. Молодежь нынешняя обеспокоена тем, что ей остается в наследство. Вы видели многомиллионные марши протеста. Они имеют полное право призывать взрослых не обрекать их на такое страшное будущее. Не надо, наверное, говорить о том, кто такая Грета Тунберг.
Я хотела Вас спросить, не как ученого, может быть… Почему такая негативная реакция на нее? В России, например. Безусловно, не только в России. Но я была поражена статьей Юлии Латыниной и Дмитрия Быкова в «Новой газете». Они просто набросились на шестнадцатилетнего подростка с очень оскорбительными высказываниями. Почему такая реакция?
Латынина – одна из тех, что искажает информацию. Либо абсолютно не понимает, о чем идет речь. Но это редкий случай, когда демократическая пресса, оппозиционная пресса делает просто дурное дело
АК: Во-первых, «Новая газета» это не вся Россия. Это, конечно, образец демократической прессы, но одновременно и пример искажения информации о климате. К сожалению, Латынина – одна из тех, что искажает информацию. Либо абсолютно не понимает, о чем идет речь. Но это редкий случай, когда демократическая пресса, оппозиционная пресса делает просто дурное дело, откровенно дурное. Меня, конечно, это удивляет. Почему «Новая газета» имеет такое отношение? Какое-то мракобесие. Неприятие науки климатической. Думаю, не надо ориентироваться на «Новую газету».
Есть масса публикаций и масса отзывов, которые говорят, что выступление Греты очень непривычно для российского зрителя своей такой агрессивностью, своим наступательным характером и призывом тут же, немедленно, вырастить и представить «трехгорбого верблюда» - сделать практически невозможное. Все-таки призывы должны быть в рамках достижимого. Но отклики, которые я читал, когда климатологи комментировали эту речь – они не комментируют то, как Грета выражает свои мысли, эти алармистские призывы. А говорят, что, действительно, под этим есть научная основа. Есть изменение климата, антропогенное воздействие серьезное, опасное, большой риск на десятилетия и столетия, и действовать нужно. Под этим есть научная база. Это первое.
...выступление Греты очень непривычно для российского зрителя своей такой агрессивностью, своим наступательным характером...
Второе – действительно, Парижское соглашение несправедливо. Оно несправедливо к той сотне с лишним малых уязвимых стран, которые до Парижа требовали заключить совсем другое соглашение, отвечающее их нуждам. Но крупнейшие страны настояли, что оно такое, какое есть: рамочное и призывающее лишь сообща, без разделения обязанностей достичь некой цели. А так, как правило, ни в каком коллективе не удается достичь цели. Если обязанности не разделены, каждый думает, что делает другой.
https://news.un.org/ru/interview/2019/10/1364312 http://creativecommons.org/licenses/by/3.0/legalcode
